Хронограф. Январь 2012 г.
В январе 1842 года Николай Васильевич Гоголь хлопочет об издании «Мёртвых душ».
После недопущения поэмы к печати московскими критиками, Гоголь в начале января 1842 года встретился с находящимся в Москве
В. Г. Белинским, попросив передать рукопись «Мёртвых душ» в Петербург, в местную цензуру. К рукописи Гоголь приложил письмо князю О. Ф. Одоевскому с просьбой сделать всё, чтобы с поэмой ознакомился Николай I. Точно не известно, удалось ли Одоевскому осуществить это поручение, но Николай так или иначе узнал о существовании гоголевской поэмы. По утверждению А. О. Смирновой, также принимавшей участие в содействии писателю, она прибегла к помощи князя М. А. Дондукова, попечителя Петербургского учебного округа. Одновременно за Гоголя ходатайствовал попечитель Московского учебного округа граф С. Г. Строганов. 29 января 1842 г. он писал шефу жандармов графу А. Х. Бенкендорфу: «Граф! Узнав о стесненном положении, в котором находится г. Гоголь, автор "Ревизора" и один из самых известных современных писателей, нуждающийся в особом содействии, думаю, что исполню по отношению к вам свой долг, если извещу вас об этом и возбужу в вас интерес к молодому человеку… Г. Гоголь строит все свои надежды, чтоб выйти из тяжелого положения, в которое он попал, на напечатании своего сочинения "Мертвые души". Получив уведомление от московской цензуры, что оно не может быть разрешено к печати, он решил послать его в Петербург. Я не знаю, что ожидает там это сочинение, но это сделано по моему совету. В ожидании же исхода Гоголь умирает с голоду и впал в отчаяние. Я нимало не сомневаюсь, что помощь, которая была бы оказана ему со стороны Его Величества, была бы одной из наиболее ценных…» И уже через несколько дней, 2 февраля 1842 г., Бенкендорф докладывал царю, именуя писателя на немецкий манер «Гогелем» и прямо ссылаясь на его поэму: «… Известный писатель Гогель находится теперь в Москве в самом крайнем положении, что он основал всю надежду свою на сочинении своем под названием "Мертвые души", но оно московскою цензурою не одобрено и теперь находится в рассмотрении здешней цензуры, и как между тем Гогель не имеет даже дневного пропитания и оттого совершенно пал духом, то граф Строганов просит об исходатайствовании от монарших щедрот какого-либо ему пособия… Я осмеливаюсь испрашивать всемилостивейшего вашего величества повеления о выдаче единовременного пособия пятьсот рублей серебром». На докладе Бенкендорфа Николай I наложил резолюцию: «Согласен». И через несколько дней Гоголь получил денежное пособие. А уже в начале марта гоголевская поэма была разрешена к печати.
12 января 1847 года вышел из печати публицистический сборник Николая Васильевича Гоголя «Выбранные места из переписки с друзьями».
«Это едва ли не самая странная и не самая поучительная книга, какая когда-либо появлялась на русском языке! Беспристрастный читатель, с одной стороны, найдет в ней жестокий удар человеческой гордости, а с другой стороны, обогатится любопытными психологическими фактами касательно бедной человеческой природы... Впрочем, нисколько не прав будет тот, кем при чтении этой книги попеременно стали бы овладевать то жестокая грусть, то злая радость, - грусть о том, что и человек с огромным талантом может падать так же, как и сам дюжинный человек, радость оттого, что все ложное, натянутое, неестественное никогда не может замаскироваться, но всегда беспощадно казнится собственною же пошлостию... Смысл этой книги не до такой степени печален. Тут дело идет только об искусстве, и самое худшее в нем - потеря человека для искусства...» (В. Г. Белинский. «Современник», 1847, т. 1, № 2, отд. 3, стр. 103—124)
13 января 1847 г. П. А. Плетнев известил Гоголя о выходе «Выбранных мест из переписки с друзьями»: «Вчера совершено великое дело: книга твоих писем пущена в свет. Но это дело совершит влияние только над избранными; прочие не найдут себе пищи в книге твоей. А она, по моему убеждению, есть начало собственно русской литературы. Все, до сих пор бывшее, мне представляется как ученический опыт на темы, выбранные из хрестоматии. Ты первый со дна почерпнул мысли и бесстрашно вынес их на свет. Обнимаю тебя, друг. Будь непреклонен и последователен. Что бы ни говорили другие, - иди своею дорогою...».
30 января 1847 г. Гоголь писал А. О. Смирновой: «По делам моим произошла совершенная бестолковщина. Из книги моей напечатана только одна треть, в обрезанном и спутанном виде, какой-то странный оглодок, а не книга. Плетнев объявляет весьма холоднокровно, что просто не пропущено цензурою. Самые важные письма, которые должны составить существенную часть книги, не вошли в нее, - письма, которые были направлены именно к тому, чтобы получше ознакомить с бедами, происходящими от нас самих внутри России, и о способах исправить многое, письма, которыми я думал сослужить честную службу Государю и всем моим соотечественникам».
Н. В. Гоголь. «Выбранные места из переписки с друзьями» на сайте библиотеки Мошкова.
8 января исполняется 165 лет со дня смерти русского поэта Николая Михайловича Языкова (16.III.1803 – 8.I.1847).
Впервые Языков упомянул о встрече с Гоголем в одном из писем родным, датированным 1 июля 1839 г.: «Гоголь вчера был у нас проездом в Мариенбад. С ним весело. Он мне очень понравился и знает Рим как свои пять пальцев».
В сентябре 1841 г., Языков писал брату о Гоголе: «Гоголь рассказал мне о странностях своей (вероятно, мнимой) болезни: в нем-де находятся зародыши всех возможных болезней; также и об особенном устройстве головы своей и неестественности положения желудка. Его будто осматривали и ощупывали в Париже знаменитые врачи и нашли, что желудок его вверх ногами. Вообще, в Гоголе чрезвычайно много странного, - иногда даже я не понимал его, - и чудного; но все-таки он очень мил; обещался жить со мною вместе».
В «Выбранных местах из переписки с друзьями» Гоголь дал характеристику поэзии Языкова: «Из поэтов времени Пушкина более всех отделился Языков. С появленьем первых стихов его всем послышалась новая лира, разгул и буйство сил, удаль всякого выраженья, свет молодого восторга и язык, который в такой силе, совершенстве и строгой подчиненности господину еще не являлся дотоле ни в ком. Имя Языков пришлось ему недаром. Владеет он языком, как араб диким конем своим, и еще как бы хвастается своею властью. Откуда ни начнет период, с головы ли, с хвоста, он выведет его картинно, заключит и замкнет так, что остановишься пораженный. Все, что выражает силу молодости, не расслабленной, но могучей, полной будущего, стало вдруг предметом стихов его. Так и брызжет юношеская свежесть ото всего, к чему он ни прикоснется...».
По поводу смерти Яыкова Гоголь 25 января 1847 года писал из Неаполя матери: «Без этой мысли о смерти и вечности я бы не перенес и нынешней моей печальной утраты, о которой, вероятно, вы уже слышали. Я лишился наилучшего моего друга, с которым я жил душа в душу, Н. М. Языкова, к которому я питал истинно родственную любовь, потому что питать истинно родственную любовь я могу только к тем, которые понимают мою душу и живут сколько-нибудь во Христе делами жизни своей». В тот же день Гоголь сообщал
В. А. Жуковскому: «И Языкова уже нет! Небесная родина наша наполняется ежеминутно более и более близкими нашему сердцу и тем как бы становится нам еще желанней и драгоценней».
13 января исполняется 205 лет со дня рождения историка русской литературы Алексея Дмитриевича Галахова (13.I.1807 – 26.XI.1892).
«...Припомню несколько моих свиданий с Гоголем, Первое относится к тому времени, когда вслед за "Вечерами на хуторе близ Диканьки" явились "Арабески" и "Миргород". Автор их приехал в Москву, где у него уже было немало почитателей…» А. О. Армфельд (профессор судебной медицины и инспектор классов в Николаевском сиротском институте – Прим.) «…пригласил на обед близких знакомых, в том числе и меня, жаждавших лицезреть новое светило нашей литературы. Обедом не торопились, зная обычай Гоголя запаздывать, но потом, потеряв надежду на его прибытие, сели за стол. При втором блюде явился Гоголь, видимо смущенный, что заставил себя долго ждать. Он сидел серьезный и сдержанный, как будто дичился, встретив две-три незнакомые личности. Но когда зашла речь о повести Основьяненки (Квитки) "Пан Халявский", напечатанной в "Отечественных записках", тогда и он скромно вставил свое суждение. Соглашаясь с замечанием, что в главном лице (Халявском) есть преувеличения, доходящие до карикатуры, он старался, однакож, умалить этот недостаток. Может быть, я ошибаюсь, но мне казалось, что он в невыгодном отзыве о Квитке видел как бы косвенную похвалу себе, намерение возвеличить его собственный талант. Вообще он говорил очень умно и держал себя отлично, не в пример другим случаям».
16 января исполняется 135 лет со дня смерти русского писателя, «народника» Александра Ивановича Левитова (1.VIII.1835 – 16.I.1877).
Первый очерк Левитова, названный сначала «Ярмарочные сцены», а затем вошедший в сборник писателя под заглавием «Типы и сцены сельской ярмарки», представлял собой чрезвычайно оригинальное, художественно зрелое произведение, свидетельствовавшее о ярко выраженной творческой индивидуальности автора. В качестве эпиграфа к своему очерку Левитов поместил характерную цитату из «Мертвых душ» Гоголя: «Русь! Русь! Открыто, пустынно и ровно всё в тебе; как точки, как значки, неприметно торчат среди равнин невысокие твои города: ничто не обольстит и не очарует взора. Но какая же непостижимая, тайная сила влечет к тебе?».
В очерке выразилась любовь Левитова к народу, вера в его силу и богатые возможности и ненависть к современному социальному строю и к угнетателям народа. В плане традиций, ведущих свое начало от Гоголя, прямым последователем которого Левитов заявил себя в первом очерке, писатель нарисовал картину ярмарочного утра и создал портрет представителя сельской администрации — Македона Елистратича Нетроньвозжева, письмоводителя станового пристава. В центре внимания Левитова, писателя-демократа, всё время находится народ, его занимает вопрос о положении народа и отношении самого народа к своему положению.
Как писатель Левитов воспитывался на традициях великой классической литературы. Писатель говорит об этом словами своего автобиографического героя Ивана Сизова, от имени которого он писал свои рассказы. Герой Левитова признается, как потрясли его «Мертвые души» Н.В. Гоголя: «…я много плакал, смеялся, в некоторых местах мне делалось до того страшно чего-то, что зубы мои стучали, как в лихорадке. В мозгу пробегала смутная мысль о том, что "вот если бы и мне так-то"… И я снова начинал не читать, а как будто идти вслед за чичиковской тройкой, по пыльной столбовой дороге». (Левитов А.И. Сочинения. М.; Л., 1933. Т. 2. С. 289–291.)
24 января исполняется 140 лет со дня рождения русского литературного критика и переводчика Юлия Исаевича Айхенвальда (24.I.1872 – 17.XII.1928).
В сборнике «Силуэты русских писателей», в котором были собраны литературные статьи и критические фельетоны из различных журналов, Айхенвальд, в частности, пишет: «Гоголь беспечно смеялся и высмеивал, сочетал в одно карикатурное целое диковинные, вычурно-изломанные линии, творил один живой курьез за другим - и вдруг оглянулся и, как городничий, увидал перед собой "свиные рыла", оскаленные рожи, застывшие человеческие гримасы. Он содрогнулся и отпрянул, творец и властелин уродов, он почувствовал себя испуганным среди этого нелепого мира, который он сам же, как некий смешливый и насмешливый бог, сотворил для собственной потехи. Он забавлялся смешным, играл с этим огнем, и какое-то серьезное начало, царящее над нами, отомстило ему тем, что смешное претворилось для него в страшное, веселое стало печальным…Он вышутил жизнь. В конце концов Гоголь в общей категории смешного перестал различать людей и предметы, и все для него слилось в одну сплошную вещность, в беспорядочную кучу, сродни той, какая наполняла комнату Плюшкина, покрытая пылью, точно фуфайкой. Так как душа мертва, то из людей, естественно, и образуются вещи…Если вещам Гоголь дает душу, чтобы насмеяться над ними, то у людей он с той же целью душу отнимает, и у него дефилируют неопределенные люди-пятнышки, люди-крапинки; у него выступает подобие человека, "совершенная приказная чернильница", или низенькая старушка, "совершенный кофейник в чепчике", - нечто теряющее свой человеческий образ и вид…» (Ю. И. Айхенвальд. «Силуэты русских писателей». Вып. 3. М., 1906 - 1910; 2-е изд. М., 1908 - 1913.)
